Динка прощается с детством - Страница 60

– Вот, знакомься, Мышка! Это наши гости! Ты о них ничего не знаешь, но это неважно! Они нас тоже не знают, но зато хорошо знают Динку!

«Динкины приятели, так я и думала», – ахает про себя Мышка, но на лице ее ласковая, радушная улыбка.

– Ну и хорошо! – говорит она, хлопоча около стола. – А у нас сегодня пир горой! Залезайте за стол, будем пить чай!

Мальчишки, смущенно отказываясь и подтягивая штаны, залезают за стол.

– Значит, папа все-таки болен. И мама пишет, что его перевели в тюремную больницу… – держа в руке прочитанное письмо, озабоченно говорит Динка и, глядя на всех, спрашивает: – Разве есть в тюрьме больница?

– Есть такая… – глухим баском откликается Жук. – Только там не лечат, а калечат.

– А ваш отец в тюрьме? – быстро спрашивает Ухо и, смутившись, косит глазом на Леню.

Мышка делает досадливое движение бровями. Ни к чему затеяла этот разговор Динка при чужих людях. И вообще, так хотелось поговорить наедине о болезни отца, о матери, которая обещает скоро приехать. Но Мышка не успевает даже опомниться, как Леня вдруг говорит:

– Да, наш отец в тюрьме. Он политический. Вы знаете, что это значит: политический? – спрашивает он притихших мальчишек.

– А чего же нам не знать? – с усмешкой отвечает Цыган. – У нас свой такой был…

– Был да сплыл, – подпирая грязной рукой щеку, добавляет раскосый. – Помер…

– Помер? – невольно включается в разговор Мышка. Цыган щурит глаза, и недобрые огоньки их проступают еще ярче сквозь сомкнутые черные ресницы.

– Не сам помер, замучили его… – резко говорит он, болтая в стакане ложкой. – Он в «Косом капонире» сидел. Знаете, может, тюрьма такая? Там все больше военные да политические сидят… – словно нехотя говорит Цыган.

– А кто ж он такой? – почти одновременно спрашивают Леня и Мышка.

– Вам-то он кто? – уточняет вопрос сильно заинтересовавшаяся Динка.

– А кто он нам? Не родня, конечно… Человек, и все! – пожимает плечами Цыган.

Ему, видимо, не очень хочется говорить об этом, но более говорливый и живой Ухо сразу пускается в объяснения:

– Хороший человек, стоящий… А вообще он студент. Цыган его для Иоськи нанимал, чтобы, значит, учил он Иоську. Ну, так и познакомились. И теперь у его матери живем. Он помер, а мы живем, вроде за него. Мать-то одна осталась, – вскидывая одной рукой, бойко рассказывает Ухо.

– Ну хватит, разговорился… – останавливает его Цыган.

– Нет, подожди. А как фамилия его? – взволнованно спрашивает Леня.

Мышка вопросительно смотрит на сестру, но Динка недоумевающе пожимает плечами.

«Я ничего не знаю…» – молча отвечает она на вопросительный взгляд Мышки.

– Как его фамилия? – повторяет Леня, глядя на обоих товарищей.

Но Цыган толкает под столом Ухо носком ботинка и хмурится. Раскосые глаза мальчишки шмыгают в сторону, торчащие уши озаряются изнутри розовым светом, и за одним из них ярко выступает багровый рубец.

– Фамилие… я забыл, – смущенно почесывая пальцем короткий веснушчатый нос, говорит Ухо.

Цыган поднимает голову и обводит внимательным взглядом встревоженные лица. Неожиданная, почти ласковая усмешка трогает его губы.

– Фамилия тут ни при чем, а история это длинная… Но когда хочете, мы расскажем.

– Конечно, Жук, расскажи! – просит Динка и вдруг, бросив мельком взгляд на серьезное, сосредоточенное лицо Лени, вспоминает свою обиду.

«Подумаешь, сидит как ни в чем не бывало. А про то забыл…» – с гневом думает она. Но Леня поднимает глаза и встречается с ней взглядом. Интерес к рассказу мальчишек мгновенно сменяется в этом взгляде на какое-то новое для Динки грустное и виноватое выражение. Динка, вспыхнув, отворачивается, сердце ее бьется неровными толчками, и в голосе звучат натянутые, фальшивые нотки:

– Ну, что же ты, Жук? Расскажи…

– Да он же рассказывает! Не мешай, Динка! – нетерпеливо останавливает ее Мышка.

– Ну вот, значит, наняли мы того студента, пускай он хоть Конрад будет… А Иоську мы одного никуда не пускали, вот как и сейчас. Ну, значит, стали ходить на уроки все вместе. С этого у нас и дружба пошла… – медленно говорит Цыган.

– Нет, самая дружба с обыска началась, – живо перебивает его Ухо. – Вот как сидим мы один раз за столом, Конрад с Иоськой задачки решает, а нам книжки дал. И вдруг как забегит в комнату бабка Ирина, его мать, значит…

– Да нет… Мы уж раньше, в окно увидели: стоят жандармы с дворником. Конрад сразу стемнел с лица, огляделся вокруг да и хвать из-под кровати чемоданчик. «Хлопцы, – говорит, – это ко мне с обыском». А тут уж стучат в дверь, и мать его вбегает. «Сыночек, – говорит, – сыночек…» А он стоит с этим чемоданчиком, ни туда ни сюда. Ну, я зыркнул в окно, а они на втором этаже жили. Гляжу, водосточная труба почти что донизу. Я – толк Ухо в бок. А он у нас ловкий, как кошка.

– Я сразу глянул в окно, а Цыган мне глазами: «Лезь, Ухо!» Ну, я поплевал на руки и полез! А потом Цыган мне и чемоданчик бросил. И сам за мной вылез и ну бежать! Ох и бегли мы! А чемодан-то хоть маленький, но тяжелый, с книгами разными. Ну, все ж не споймали нас легавые! – весело посмеиваясь, сказал Ухо.

– А Конрада вашего арестовали все-таки? – спросил Леня.

– Нет… В тот раз не взяли его. Дома был… И чемоданчик свой он у нас оставил. «Пускай, – говорит, – до времени побудет». Его на заводе арестовали. У него там дружки между рабочими были, ну, они, конечно, все за революцию толковали, а один возьми да выдай… – сказал Ухо.

– Мы его после пришили, шкуру. Ну да что ж, когда поздно уж было, – мрачно добавил Жук. За столом все замолчали.